Осторожно, рейтинг, мат, разврат и подробности.

Гюнтер: Кимара: Два фронта. Для него их не существовало… И вообще, он несильно понимал, как эти хаоситы вместе стыкуются, они же психи.- Послушай, мне нет дела до этих чертовых распрей. Чего ты так печешься об этом одноглазом мужике? А, можешь не отвечать.- узрев, что она отказалась от вина, снова припал к бутылке, делая еще несколько глотков, а потом шумно вздыхая.- Короче, я скажу проще. Есть два вида правоты. Кто платит, тот и прав и кто сильнее, тот и прав. Других не существует, но я соглашусь на твои гребаные условия просто потому что этот хренов сок мне нравится и у тебя красивая корма.-с этими словами флибустьер откидывается на кресле, вновь утопая и несколько расслабляясь. Может, в вине что-то есть? То, от чего картины художницы получаются такими…Ммм…Замысловатыми.
Кимара: Может, в голове у Ким что-то такое есть? Дух Хаоса например, который сейчас буквально раздирает ее голову, скребется по костям черепной коробки, намекая, что гость нагловат и его комплименты начинают граничить с оскорблениями Руиса: - Допустим, я собираю себе могущественную армию хаоситов, который утопят этот бл*дский остров – смеется женщина, устраиваясь на подлокотнике кресла Гюнтера, предоставляя определенную свободу в разглядывании э…кормы? – И я дорожу каждым, кто может пригодиться. И перекупаю заказы. – пожимает плечами. Понравилось ли объяснение?
Гюнтер: Армия, могущество, Нарион. Топить? Зачем? Ну точно психи, все это пронеслось мимо ушей мужчины, когда художница оказывается на подлокотнике его кресла, с которого он еле-еле успел убрать руку. Пират поворачивает голову, приподнимая бровь.- Ну, у тебя… это неплохо получается.- запинаясь произнес он, любуясь фигурой художницы. Одновременно с этим он снова присасывается к горлышку бутылки, делая большущий глоток, ну и устраивает руку на коленке гостиприимной хозяйке. Нет, вполне ожидая оров, криков и щупалец, вципляющихся в несчастное предплечье, а то и чего еще похуже. Но на то есть и штормы и эээ…Кормчие, которые с ними справляются.
Кимара: Нет, верещать она не будет, художница устроит ноги на коленках у Гюнтера и начнет бредить:- Давай найдем тебе нормального духа – Хаос имеется ввиду, так что Воздух может возмущаться и верещать, может даже попробовать вазочку разбить: - А потом ты встанешь – тут у Ким голос становится как у сказительницы героического эпоса – во главе огромной флотилии и звери будут слушать нас.. – ну да, рисуйте картинку апокалипсиса и все такое.
Гюнтер: Кимара: Ну, в возможностях духов Гюнтер убеждался. Другое дело, что слушатель из него хреноватый.- Хаосом?- переспрашивает пират, пока его рука во всю гуляет по бедру женщины. Гайот, кстати, боялся эту девушку, в отличие от остальных, которых он встречал. И старался не показываться на виду, опасаясь Хель. Но тут он встрепенулся, взъеровшивая волосы пирата, оказываясь за спиной этакой ведьмы-искусительницы, махая руками несколько испуганно. Пират на этот раз немногословен, предоставляя все свое внимания Кимаре, а точнее отдельным ее частям. Впрочем, уши его пока слышат, просто ему совсем нечего сказать на лепет девицы.
Кимара: Гюнтер:- Хаосом. О да, было бы очень круто. – Ким щурится – Но тяжело получить Хаос, да и поздно учиться с ним работать, нет, тебе нужно… - вздыхает и устраивает локоток на плече Гюнтера: - Ты представь себе, мы найдем тебе духа и.. и.. и устроим такое..- корабль будет рассекать волны, а твое оружие животы врагов. А потом этот остров хрустнет прямо посередине и уйдет под воду. Му-хах-ха-ха- да, да демонический хохот тоже присутствовал, такой заливистый, будто она вот вот свалится в припадке.
Гюнтер: Кимара: Вот они, люди искусства. Так живо, вкратце и лаконично. Гюнтер любил вспаривать животы, что есть, то есть. Потому он тоже громко заржал, принимая бредни Кимары за хорошую шутку. Ну, у них там примерно так же шутили, только несколько пожестче. Он так пальца лишился. Кстати, вот и та рука, сжимающая горлышко уже почти пустой бутылки. Гюнтер взболтал содержимое, допивая остатки, ну и пододвинулся ближе, убирая с ощупываемой ножки руку, приобнимая, совершенно не стесняясь опускать ладонь пониже спины обладательницы роскошной шевелюры.
Кимара: Роскошная шевелюра, кстати, занималась тем, что распутывалась после мытья, чтобы выглядить пристойно, одна прядка нахально лохматила новую прическу Гюнтера, а вот Ким резко замолчала, кажется, у нее сменилось настроение: - Надо мной смеешься, блондинчик? – черты лица стали чуть более резкими, выражение лица безумненькое, не то драться будет, не то орать вот-вот начнет, ох уж эти хаоситы.- Ты не смейся… зря это.
Гюнтер: Кимара: Да не, просто ты так ловко подметила, про животы и вспарывание. Ты хорошо рассказываешь.- ответил он, не вдаваясь в воспоминая о «былых деньках», что навряд ли будет интересно особе прекрасного пола, гнездившейся на подлокотнике. Это, он, кстати, хотел уже исправить, перегнувшись через ее ноги, он поставил(!!!) бутылку на пол, а затем, поднырнув под ее коленки левой, приподнял, обхватывая при этом правой за талию, и подтолкнул к себе, ожидая что переменчивая натура плюхнется булками ему на ноги.
Кимара: Умостив свою задницу на коленках у Гюнтера Ким, кинула взгляд куда-то в сторону окна, за занавесками все равно ничего не видно, однако что-то подсказывало ей, что день пролетает быстро, а она все так и не закончила наводить красоту, но, видимо, блондинчику и так сойдет: - Ты любишь повелевать всем подряд? Слушай, определенно, надо найти тебе дух. – загорелась гениальной идеей: - Может убьем кого-нибудь, а Хель не станет пожирать дух и мы тебе его впаяем? – как именно впаивать будем – тайна, впрочем, само слово из уст не слишком нежной хаоситки прозвучало..как-то..как-то прозвучало.
Гюнтер: Кимара: Толика удивления появилась на лице мужчины слово «впаять» его несколько напрягло, да и было не совсем понятно пирату, не слишком искушенному в магии. Слова витиеватой дорожкой влетали ему в одно ухо, тут же вылетая из другого. Разговоры уже переставали волновать пирата, в котором человеческое постепенно уступало животному, помогали в этом бутылка вина и близость женщины. Посему он нашел один единственный способ заткнуть ее, а именно схватить пятерней за шею, притянуть к себе и смять ее губы своими. Целоваться с поглощателем рома и селедки то еще удовольствие, впрочем нынче, как уже было сказано рот его заполнял амбрэ табака.
Кимара: Гюнтер: Ким вроде еще что-то говорить хотела, например про то, что пока он тут сидит, она может сходить одеться и вообще можно выйти поискать Руиса в качестве приманки, но вот, Гюнтер изволил целоваться. Целоваться с хаоситкой, кстати, то еще удовольствие, у нее, вон, волосы обвиваются по плечам блондинчика, когти в локоть впиваются, ибо что это за манеры, однако, отбивается художница скорее для проформы, чем действительно с целью оттолкнуть моряка, да и куда его оттолкнешь, если он сидит в кресле, впрочем, когти впиваются очень старательно впиваются в ткань рубашки, да и в кожу тоже.
Гюнтер: Кимара: Манеры? Откуда им взяться у крестьянского сыночка? Пока правая пятерня сжимала шейку, левая четверка вполне себе бессовестно прокралась в под простыню, укрывавшую художницу после водных процедур. Ну впилась она ему в локоть, ну и что? После некоторых бениек у него на спине живого места не оставалось. Ну, Гюнтер пловец, конечно, хоть куда, но дыхание у него тоже не вечное. Прикусив хорошенько напоследок черноволосой нижнюю губу, он оторвался от нее, разжимая «клешню» на шее.
Кимара: Кимара ловит его руку Гюнтера: - Вот что, дорогуша, я, знаешь ли из ванны, а ты пьян и хрен знает, когда мылся. – Руку вытаскивает из-под простыни, ибо нечего. – Да и прическа у тебя так себе, хвост был лучше. – Художница хватает за блондинчика за запястье и тащит за собой, по мягкому ковру, потом по лестнице на второй этаж. Хм, в принципе учитывая, рост Гюнтера, да и то, что он худющий, как черт знает что, если он согнет ноги в коленках – он вполне вместится в большое такое корыто, в котором сама художница отмокала – вода, конечно не вот прямо кипяток, но такая, почти горячая. Зато тазик чистой воды еще один остался, можно вот в кувшин набирать и поливать Гюнтера сверху, если он, конечно, соизволит забраться в корыто.
Гюнтер: Кимара: Лицо у Гюнтера, когда простынная щеголиха произнеся какие-то слова насчет мыться, прям так по-детски недовольно вытянулось. Да еще и руку, тянувшуюся куда-то к запретным далям Кимариного ландшафта выдернули из-под теплой простынки. Он-то надеялся отыметь художницу прям там, в кресле. Ну, впрочем тоже ничего, может спину подраит. Этому пират и ухмыльнулся, ответив.- Это ничего, отрастут. Зато в глаза не лезут.
Кимара: - Раздевайся.. – дернула бровью Ким, усаживаясь на какую-то тумбочку – И полезай в корыто. – художница подумала немного и сменила место дислокации, подперев стену прямо перед Гюнтером, мол, ты вперед, а я заценю заодно, стоит оно того или нет, а то может столько шума, а вдруг особо кипишить не нужно.- Спеши, а то водичка окончательно остынет..
Гюнтер: Кимара: Черт, давно я не драил свою задницу.- засмеялся пират, оказавшись в умывальной комнате. Ну, раздевался он довольно быстро, хотя, казалось одежда, которую он не снимал неделями могла бы к нему прирости. Сперва Гюнтер скинул с себя сапоги, затем рубаху, показывая свое высушенное алкогольно-рыбной диетой тело. Впрочем, его нельзя назвать анорексиком или женственным, под бледной кожей бугрились узлы мышц. Ну, подумаешь, при выдохе ребра выступают. Это ничего, затем он расстегнул ремень, вытаскивая его из лямок штанов и вываливая на пол с грохотом ножны с мечом и ножом, с ними же со звоном на пол упал и кошел с деньгами. Штаны, правда, не сразу спустились вниз, он им несколько помог, без стыда демонстрируя то, как он рад встрече с хаоситкой.
Кимара: Видок у пирата был ничего, у Кимары, в свою очередь, скептичный донельзя, мол, свою радость оставьте при себе, пока не помоетесь. И вообще, нашли чем художницу впечатлять, она все-таки немолодая женщина, которая немало повидала, мда, гордиться тут особо нечем, но творческие натуры ведут творческий образ жизни. Художница дождалась, пока Гюнтер запихнет себя любимого вместе со своей радостью в корыто, не сомневаясь, что температура воды не поспособствует поддержанию радости, а потом с премерзким смешком вылила ему на голову кувшин воды: - Повозись немножно, что ты как труп расселся.
Гюнтер: Кимара: А он и не гордился, че ему гордиться? Он сам себя довел до такого состояния и пиратская жизнь. Ну, пара шрамов там на теле имеется. А когда бледнокожий любитель выпивки залезал в то самое корытце, слегка повернувшись спиной, художница могла зреть здоровенную наколку на всю спину. Художество то еще, сам-то Гюнтер так за много лет толком и не разглядел, да и наврядли подобным творчеством удивишь королеву местного криминала.- Слышь, ласковая, хребтину-то потри что ли.- ответил он, даже не вздрогнув, когда его обливали из кувшина. Ну там, почесал кое-как пятки, подмышки. С неудовольствием наблюдая как эээ рыба-меч медленно но верно превращалась в вялого угря. Ах, да, еще головой помотал, прям как псина разбрызгивая бородой и шевелюрой воду.
Кимара: Почтим память..э..рыбы-меча и займемся делом, а именно потрем спину мочалкой-дерюжкой, откуда у Ким такая – загадка, сама-то художница явно не пытается соскоблить с себя кожу, но и моется она почаще, тщетно поразвлекавшись попытками стереть татуировку, хаоситка уронила мочалку куда-то на живот Гюнтера:- Мужчины, какого хрена вы у меня то бреетесь, то моетесь, то позируете? – неожиданно задалась вопросом и задумалась.
Гюнтер: Кимара: Аминь(о рыбе). Подхватив мочалку, моряк принялся сдирать кожу с себя спереди, на боках, руках и так далее. Тер себя вообщем пока бледнющая кожа не раскраснелась.- Не, ну тыж сама меня мыть потащила. Ну, а тебе откажешь?- сказал он, повернувшись в пол оборота женщине в простынке. И протянул обратно мочало.- Ну-ка еще пройдись.- затем он понюхал собственное плечо и засмеялся.
Кимара: - Что ты ржешь как конь? – Ким уже не так старательно возит мочалкой по спине пирата, видимо погрузилась в размышления о мужчинах, которым негде мыться. И почему в бани не сходить. Хотя художница сама их не любила, все на тебя пялятся, особенно девицы, которые хоть и молоды, но как-то не доставляют. Отмахнулась от мыслей про девиц и опрокинула на голову мужчины еще один кувшин с водой. Теперь надо дать ему простынь и они будут два идиота, расхаживать в непристойном виде по дому.
Гюнтер: Кимара: Да черт, давно не…- бултых, его опять поливают из кувшинчика. Он встал в корыте, наблюдая, как с него ручьями льется вода.- давно мне не устраивали омовения прекрасные дамы.- да-да. Ему когда-то они устраивали что-то подобное, на Марвале, правда и за это он щедро платил. Правда, учавствовало в этом гораздо больше пар женских ручек.- Отличная вода. Я б предложил присоединиться, но места маловато.- усмехнулся он, поворачиваясь к Кимаре, ожидая простынку, хотя он может и так.
Кимара: Гюнтер: Ну зачем же так. Простынку ему дадут – в отличие от воды, она даже будет свежая, заматывайтесь на здоровье, дорогие гости.Жаль, что Ким не читает мыслей – обилие воспоминание о Марвале напомнило бы ей наверняка военного в отставке, который все не знает, чем занять себя и рассказывает, рассказывает про былые победы: - Ну я даже не знаю, можешь заодно вещи постирать.. – пожимает плечами художница, лениво устраиваясь на уже упомянутой тумбочке.
Гюнтер: Кимара: К черту балласт.- произносит он,небрежно отирая от влаги торс и обматывая затем простынку вокруг пояса. Затем вышагивает из корыта, прошлепывая по полу к умывальщице, оставляя мокрые следы и вовсе не боясь подскользнуться. Капли воды все еще стекают с волос, которые он и не вздумал вытереть. Гюнтер застыл в размышлениях, толи перекинуть эту эстетствующу гурманку через тумбу и начать в умывальне, толи она его сама отведет, где поудобнее будет. Ему-то, похоже всеравно было. С долгих секунд пятнадцать подумав, он хватает Кимару за руку, дергая на себя.
Кимара: Гюнтер: Кимарку не так просто сдернуть с тумбы, хотя кого мы обманываем – просто. И она легонько бьется лбом в грудь пирата, обиженно дует губы: - Слушай, блондинчик? Ты совсем охренел? Заказ не выполнил, вино пьешь, в ванне хозяйничаешь, а теперь еще и потрахаться собрался? – упирается ладонями в грудь Гюнтера: - А где там ужин, платье, цветочек в конце концов? – решив, что подобный перечень будет слишком меркантильным добавила: - Ну или хотя бы восхищение мной как объектом? – а тон укоризненный. Как у учителей в академиях. Откуда, правда Гюнтеру знать про такой тон.
Гюнтер: Кимара: О, ну уж как объектом, Гюнтер ей вполне восхищался. Иначе бы отнес ее тогда в гарнизон, но вот до поэтических образов ему было далеко.- Ну-ну! С первого же гонорара!- звучало это, впрочем, как обещания политика народу. Ну, такой он, пират, брать привык, коль дают. И наглеет быстро. Ну, а восторг он к персоне обернутой в простынь выражал во вполне конкретных действиях, для начала он даже не стал перекидывать ее через тумбочку, заламывая схваченную руку. Ну, разумно опасаясь черных щупалок конечно, которые он, кстати уже поглаживал рукой. Кимара: - Ага, с первого же гонорара, который, видимо, заплачу я.  - Волосы вовсе не против, они даже не пытаются придушить Гюнтера, скользят меж пальцев, обвивают запястье и снова отпускают на свободу. Да и Ким на самом деле не то чтобы против, просто все как-то совсем не так, она не притаскивает к себе мужиков за этим, ну или делает это в исключительных случаях, она не спит с теми, с кем работает, и уж тем более она не спит с мужчинами, которые говорят, что у нее… «корма». С другой стороны, почему нет – пират почистил перышки, относительный обладатель такой чисто мужской красоты, хотя и худой. Может, его откормить сначала? – А у тебя ничего не треснет от такого моего гостеприимства? – ехидно донельзя.
Гюнтер: А я похож на того, у кого что-то может треснуть?-возмутился худощавый мужчина, весьма ловко попавшийся в сети/тентакли художницы. Да, хаир у нее, конечно, что надо. Оттого рука его во всю продолжала играть с непослушными локонами. Он отпустил ее запястье, подхватил за талию и прижал к себе. Гюнтер спал со всеми бабами подряд, которые казались ему хоть как-то симпатичными. Ну и на которых хватало денег.- Ну, кто заплатит это уже, ведь мелочи, правда?- для него-да. Кстати, а вот и восхищение, которое так желала деятельница искусства, подоспело, упирается Кимаре в бедро, через простынку. Ну, согрелся флибустьер видать.
Кимара: - Ты похож на человека которого месяцами не кормили и он потеряет сознание от голода на полпути. – Кажется, художница очень старалась не то задеть, не то бросить вызов пирату, а заодно слезть с тумбы, высвободиться из рук Гюнтера и ускользнуть куда-нибудь вбок, к выходу. А то она ведь может и пошарить по тумбе, попробовать воткнуть ему расческу в глаз, ну, или на худой конец, просто коленом в восхищение ударить… Впрочем, нет, она не настолько жестока. Пока по крайней мере.
Гюнтер: Не надо на худой конец коленом! Нагловатый мужчина, слегка отстранился  ровно на столько, чтобы женщина не ощущала, как отогнутая приподнятым настроением Гюнтера простынка трется о ее бедро.- Черт, неужели я так херово выгляжу?- захохотал пират, глянув на правый бицепс.- Наверное, маловато пил. Кстати, этот старый хрен из «Сказок» делает зашибенный сюрстремминг,- произнес флибустьер, вены на руках которого уже давно вздулись от нахлынувшей крови. Разгоряченный мужчина ухватил девицу за подбородок рукой, ускользнувшей от объятий черных волос и решил еще раз попробовать на вкус губы хаоситки. Впрочем, на этот раз вовсе недолго, он ее практически тут же отпустил, опустив руки и одарил ухмылочкой.
Кимара: - Да не то, чтобы очень плохо. – Смеется художница тоже скосив взгляд на руку пирата: - Просто думаю, что тебе надо жениться на какой-нибудь плюшечке, которая будет вкусно готовить и не расспрашивать тебя, чем ты занимаешься. – Жещина смеется и тыкает в бицепс пальчиком, проверяя на твердость, наверняка остается довольна проверкой и щурится: - Хочешь познакомлю с подругой? – представить себе, что у хаоситки есть подруга-плюшка-кухарка сложно. – Волосы, кстати, совсем иного представления о том, что надо пирату, по их мнению – ужин второстепенное, а вот ластиться – первостепенное, Ким, кстати ими недовольно, еле ухватила одну прядь, которая попыталась, вот предательница, простыню стащить в Гюнтера.
Гюнтер: В этом Гюнтер был солидарен с необычным питомцем. Ух и тянуло его ухватиться снова за эти формы, которые соблазнительно огибала ткань. Но он пока сдержал свой порыв, ответив.- Ну, черт его знает, я пока не задумывался о женитьбе.- улыбчиво ответил он.  Обтянутая кожей мышца, кстати, совсем еле-еле поддалась нажатию пальчика. Прям какая-то деревяшка под кожей. Да, такие как он не задумываются о семье до того, пока не станет поздно, когда разгульная жизнь выпьет из него все соки и воинский азарт сменится ноющими от бесконечных драк суставами. Но сейчас он был, можно сказать, в полном рассвете, уже давно не наивен, также силен, опытен, заматерел. Ну, может, сбросил пару кило из-за бесконечной пьянки. Пират смотрел на Кимару, как на торговый кораблик, доверху набитый золотом с охраной из чахлых стариков. Лакомый кусок.
Кимара: Мышцы да, это неплохо, у Ким вот тоже были. Еще бы, побегай от стражи, да и тело тренированное форму терять не торопилось, хотя, конечно, к былой спортивной фигуре добавились зрелая пышность форм и мягкость движений. Впрочем, наличие силы можно было, например, заметить, когда все еще стройные ноги обвивают торс Гюнтера, сдавливая ребра чуть не до хруста: - А когда задумаешься – поздно будет. Детки, они не ждут, ох не ждут. Да и вообще, сколько тебе лет? Тридцать пять? Сорок два? – подмигивает – Того гляди женщины станут просто друзьями, ага. Так что.. – смеется – Давай, пойдем поужинаем, познакомимся с какой-нибудь кухарочкой. – В вертикальных зрачках оранжевый блеск  - судя по всему хамства.
Гюнтер: От такого подобного порыва мужчина аж выдохнул, то ли сжала слишком сильно, толи ребра почувствовали приятную мягкость ляжек. Когда икры художницы касаются его спины, он нагибается, нависая над женщиной и упираясь вытянутыми руками в края тумбочки. Уже неплохая поза.-На кой хрен мне сдалась какая-то кухарка? Я лучше поближе познакомлюсь с тобой.- произнес он, обдавая горячим дыханием лицо объекта воздыханий. Затем следует очередной жадный поцелуй, а правая рука, до селе упиравшаяся в тумбочку, хватает  ее за талию, с целью расположить тушку хозяйки дома поудобнее.
Кимара: Тушка относительно податлива, но слишком уж непредсказуема, вот прогибается, прижимаясь грудью к Гюнтеру – как пить дать, внимание отвлекает, скользит рукой по спине, по шее, вцеляется в волосы и голову назад блондинистую запрокидывает, в шею, конечно и поцеловать можно, но губы у Ким вряд ли обожгут кожу пирата, не так уж ему и холодно, а вот второй рукой в кадык ударить с короткого замаха – это да, это по-нашему, по-хаоситски. Впрочем, совершенно не факт, что она уже не упустила момент и оказалась слишком прижатой к Гюнтеру. В любом случае, ударила – не ударила, но она определенно найдет, что сказать: - Помрешь под бабой, вот смеху то будет.
Гюнтер: Ух, но, похоже, пират-то привык к выходкам этой черноволосой ведьмы. Вспомнить только их трактирную возьню. Когда тонкие пальцы хватают его за волосы, собирая в комок обрезанные ножом волосы и оттягивая буйную голову пирата назад, он лыбится. Все так же нагло. Не менее наглой оказалась и его рука, гасящая удар кулачка дамы предпелечьем. Пятерняже, ухватывающая ее до этого момента за талию, да давно украдкой слегка задравшая простынку замахнется и прижигающе врежется в бедро обладательницы крутого нрава, чтобы затем схватить, пальцами жестко врезаясь в мясцо.- Ну, под такой помереть не стыдно!-ответит Гюнтер со все еще оттянутой назад головой.
Кимара: - Черт… - разочарованно тянет женщина, отпуская волосы Гюнтера, чтобы эту самую неожиданно свободную руку при должной гибкости и свободе движений (пока она ведь имеется у художницы) устроить на шее пирата, правда просунуть руку между своей грудью и торсом пирата не так-то просто, да еще и незаметно, так что пока Ким остается только глянуть поверх плеча блондинчика, высматривая что-нибудь угрожающе-продолговатое, что щупалко волос могло бы подтянуть к тощему заду самоуверенного пирата – пока ничего не усмотрела, но это ничего, успеется, а пока упомянутое щупалко самовольничает, утягивая простынь на пол, как компенсация за шлепок по бедру, а то как же. И кстати, пожалуй, художница попытается сползти с тумбочки, решив, что поза слишком откровенная: - Вот, что душенька, тебе-то может и не стыдно, но тащить очередной труп во двор – так утомительно, так что умерь свой пыл, все равно его не хватит.
Гюнтер: Простынка утягивается на пол, снова оголяя мужика ниже пояса. Пират, с упертой в шею рукой подается назад, его рука, оставившая на стройной ножке красный отпечаток, проскользила дальше, по ягодице, и выше, уже по талии, во всю наслаждаясь формами художницы. Впрочем, это все игры.-От капризная ладья.- рявкнул моряк, рванув назад, поднимая за собой художницу. В чем-то она была права, биться костями о тумбочку, конечно не дело. В их возрасте можно найти место и по-солиднее и она, как хозяйка могла знать где. Но опьяненный бизостью рассудок диктует совсем иные правила и он, как тогда на улице, хватает ее. Ну, взваливать на плечо былобы совсем паскудством в данной ситуации, потому просто берет на руки. Его дельты, бицепсы, трицепсы, а также остальные прелести мужской анатомии вздыбаются в напряжении, возможно, радуя глаз. А может и нет, натура-то у нее переменчивая будьте-нате.
Кимара: Скользнув когтистыми пальцами по рельефу мышц Ким смеется: - Грыжа будет. – Еще бы, он же поднял почти свой вес, а художница волнуется – еще не хватало, чтоб с ее заказом работал кто-то у кого в самый ответственный момент спина перестает разгибаться. Впрочем, помимо того, что такие наемники плохо работают над заказами – такие наемники плохо работают над женщинами, хотя все это художница оставит при себе, а вот повелительно-раздраженное: - Поставь, где взял, чертов нахал! – это можно рявкнуть, таким тоном, чтобы мужчина впечатлился, одумался, оделся…ну, в общем, творческая натура ломается, а руки тем временем нахально ощупывают тело, вернее те части, до которых дотягиваются – плечи по большей части и это больше всего похоже на осмотр товара, настойчивый, нагловатый и совершенно бесцеремонный, осмотр, в ходе которого несомненно найдут все недостатки, но и достоинства отметят: - Ставь на место, быстро.
Гюнтер: А что если шмякнуть крикунью об пол? Или об колено? Так хрясь, и нет крикуньи… Но все это больше похоже на маньяческие похождения такого же неуравновешенного хаосита, как и она. Гюнтер был более рационален в этом вопросе. Когда Кимарины ногти скользят по вздувшимся мышцам, он припадает ее шее, вдыхая аромат и касаясь губами, а то и возьмет зубами тонкую кожу и, совсем чуть чуть надавит, оттягивая. Когда она вдоволь нащупается, он ее, конечно, опустит на пол. С недовольным видом лишенного игрушки пацаненка. Повелительный голос ломающейся красотки раздражает его и ему снова хочется толкнуть ее на тумбу, чтобы нахалистая речь рисовальщицы прервалась стонами.
Кимара: - Вот и умница. – Постойте-ка всем кажется или в голосе некоторое недоумение. Ну да, художница не слишком поняла, откуда в Гюнтере столько послушности, хотя, может он из этих, кто у любовниц в ногах ползают и фрукты на спине держат, художница как-то притаскивала к себе парочку, но они оказались скучны до ужаса, все-таки в них нет чисто мужской силы, это печально. С другой стороны, может это запоздало воспитание проснулось? В любом случае, вот мужчины совсем не понимают, что делают послушали женщину, а у нее теперь, может, как у натуры тонкой, комплексы появятся: - Ну, одевайся, нечего губы дуть, блондинчик. – интересно, это была вольность волос или Ким им сказала, что делать? Ее простыня тоже по полу стелится, по крайней мере пусть порассматривает художницу – типичные песочные часы со следами былой спортивности – все не так уж плохо для тридцати и тяжелой жизни. – Пожалуй, я тоже переоденусь..к обеду.
Гюнтер: Пират опять же, толи от тугодумности, наклоняется за своей простынкой, как раз в тот момент, когда беззвучным движением вундерхаира простынка женщины превращается в подстилку на полу. Раздается тихое бормотание.-Сейчас, сейчас…-и пират, подобрав свою, с ехидным видном начал закручивать в воздухе намокшую от влажного пола ткань и от души хлестнул женщину по голой заднице, с таким ревом.- На абордаж!- мужик, роняя простыню, неважно попал или нет, опять хватает эти самые часы поперек, не так жестко конечно, чтобы не вытрясти песок. Все это происходит под улюлюканье разбойника, будто бы напавшего на прибрежную деревушку.
Кимара: Кимара взвизгнула и развернулась, волосы змеями ощерились, образуя вьющийся и явно недобрый ореол кругом художницы: - Ты ох*ел что ли совсем? – Кажется, с чувством юмора туго у женщины. В этот момент ее хватают поперек тела и…и пока непонятно что, но явно все это непросто так. Впрочем, творческая натура уже успела обидеться, да и весь этот фарс напоминает шуточки толпы мужиков в общей бане, короче говоря, все как всегда, Гюнтер – неотесанный мужлан, художница такая художница, что впивается ему когтями в ляжку, правда отпустить не просит, наоборот, судя по всему, он ее отпустит вместе с куском мяса со своего бедра, но Кимара вспоминает, что Гюнтер и так худышечка. Так что она его отпускает и продолжает верещать: - Чертова скотина, ты, мать твою, катись к дьяволу. Морскому.
Гюнтер: Ножи в мясе, нет уж, теперь не отпустит.- Да давно, с рождения!- рявкнул пират, увлекая голое женское тело за собой вниз, на ходу перехватывая ее снова за ноги, пока не опомнилась. Щупальцы щупальцами, но экстравагантная дама могла почувствовать, будто она хилая шлюпка, которую подхватила волна. Сыночек унаследовал разврат от своей мамочки. Зато упорство в нем воспитал отчим-кузнец. Пират ощерился, семимильными шагами спускаясь с лестницы, чтобы плюхнуть ее уже на мягкое кресло, диван или что еще, что первым попадется.
Кимара: Попалось, ну что-то мягкое явно попалось под спину Кимары, которая наконец осознала, что покорителями морей просто так не становятся, впрочем, если кто-то решил, что Гюнтеру можно было стоять и разглядывать художницу – кто-то сильно ошибся, плотно обвивают шею блондина темные пряди, настойчиво тянут: - Долго думаешь, душенька. – Лениво ухмыляется хаоситка, чувствуя, что дух ее, как всегда, когда женщина чуточку отпускает себя начинает с треском ломать грани подсознания, разлетается шелуха каменных стен, глаза закрываются, мелькают картины не то оргий, не купания в кишках, чужие лица, треск разрываемой плоти – а нет, всего лишь обивка под пальцами: - Страшно? – голос человека, который только что освободился от длительного лечения тяжелыми психотропными препаратами.

хочу еще|разврата))

Гюнтер: Ну, судя по тому, как пальцы Гюнтера схватили коленки женщины.- Нука, подвинька свои волнорезы.- произнес он, надавливая, раздвигая коленки в стороны, сам тем временем располагаясь сверху. А чо, мягко. Загребущие пальцы головореза недолго задержались на коленках, проскальзывая по бедрам, а затем, хватая за бока, заставляет трещать уже каркас художницы. Вновь моряк бросился в объятия шторма, водоворота, смерча. Он будто ощутил опасную близость энтропии, разрушающей реальность, может из-за какой-то чудовищной эмпатии, которую любительница сюрриалистических пейзажей передавала всей кожей. Но опасность только подстрекала, втягивала в какой-то непонятный раж. Небольшой видоряд: абордажная сабля врезается в тело какого-то мужика и из него, в лучших традициях Тарантино, бьет фонтан крови; торговое судно заходит в причал, отдавая сигнал;ну и классика, извержение вулкана, ниспадающая вниз вода Ниагарского водопада. А пират… Пират на чем свет стоит начинает драть принцессу трущебного квартала Нариона.
Кимара: Ну, принцессы Бездны – это в публичных домах, а Ким – так, что-то вроде местной достопримечательности, что-то вроде уютного бара для завсегдатаев, этакий закрытые клуб – впрочем, не такой и закрытый для того же, например, пирата, да, у пирата в принципе все в порядке должно быть, навряд ли его взволнует цельность кожного покрова на плечах, Ким расстарается, не потому, что очень хочется впиваться когтями в жесткие мышцы пирата (в конце концов, для пущей тесности она лучше заставит его выдохнуть, скрещивая ноги за спиной, да прижимая так, чтоб дыханье сбилось), а потому, что в такие моменты хочется красок, ярких, черно-белое зрение художницы красок предоставить не может, зато кровь, которая наверняка уже скоро потечет тонкой струйкой по ключицам Гюнтера, она такая красная, аж дух захватывает. Художница открывает чернющие глаза, расширенный зрачок, как у накуренной кошки, оранжевый и смерч, который, судя по всему, уже закрутил пресловутый самоконтроль Ким, крутит, впрочем, женщина взгляд Гюнтера так и не поймала – к чему он ей. И губы не столько поцелуя ищут (хотя и так растолковать тоже можно при определенном желании) – сколько воздух хватают.
Гюнтер: Боль от впившихся ему под кожу ногтей яркой молнией разрезает надрывную негу, которая уж было захлестнула разум Гюнтера. Продолжая сотрясать кресло, а вместе с ним и женское тело, пират слегка замедляется, сбавляя темп. Его губы сначала касаются подбородка женщины, а затем, когда он делает глоток воздуха, ловит ртом ее нижнюю губу,  жестко сжимая зубами. И только потом пират лишает ее доступа к живительному кислороду. Гюнтеру не нужно смотреть, его глаза в этот момент закрыты, Кимариной красотой он уже вдоволь налюбовался в ванне. Зато руки, его освободив от плена ее несчастные ребра, одна рука подобралась под спину, а другая, запускается в опасную тьму локонов у самой головы, несильно их собирая в кулак.
Кимара: Ой, главное, чтоб не переборщил с дерганьем за волосы, а то они нервные и обидчивые, пока лишь щекочут по позвоночнику Гюнтера, но если что наверно злиться будут страшно, зато загребущий жест, этакая типично мужская демонстрация силы позволит, пожалуй, сорвать с губ художницы что-то среднее между стоном и совершенно непечатный ругательством, впрочем, вскоре ее основной заботой станет возможность вздохнуть, не так то это просто, когда тебя старательно вжимают в кресло, а рот перманентно занят (бог ты мой, чего только в голову не придет). Зато наконец она получит награду за старания: и вот подушечкой пальца размазывает кровь по плечу, черт, какая же она яркая, настоящие краски. Пока хаос в ее голове разрывает на кусочки сознание воплями не то «убей его», не то «покажи», не то и вовсе такими, какие в головах даже ОЧЕНЬ циничных и невоспитанных женщин не возникает, художница тесно прижимается к пирату.
Гюнтер: Ну, воздух нужен всем млекопитающим, однако дыхалочка у Гюнтера хороша, потому он изводит художницу, выдерживая до предела, а потом отпускает ее рот, шумно вдыхая воздух. Когда женщина весьма слишком плотно вжимается в его тело, ему не остается ничего, как убрать руку с ее талии, прочерчивая линию вдоль бока и хваткой грабителя, вырывающего мешок с золотом, вцепиться в ее ягодицу. Выдох заканчивается, но пират не стремится вновь вернуться к губам художницы, вместо этого он целует шею, нет, мнет кожу губами, доходя до мочки уха. И сильно прикусывает ее, одновременно входя как можно глубже. Ох уж эти ведьмы и иже с ними. Гюнтер был доволен, вкус вина еще не пропал изо рта, под ним извивалась отборная сучка. Он пока не чувствует крови, сочащейся из ракнок на ключице, липкого пятна. Да и что ему? Она бы лучше о себе позаботилась, не натрет там ничего?
Кимара:  Ах, как жаль, как жаль, что Ким не слышит мысли Гюнтера, думается, за сучку он бы лишился глаз, почти наверняка, впрочем, Хель только что нашептал хаоситке страшную тайну про самок богомола, мол, предсмертные конвульсии такие предсмертные и… ничего лучше в мире не найти – ну что ж, волосы будут обвивать шею пирата и сдавливать, сдавливать, так чтоб у нахального мужика, который посмел взобраться на нее и решить, что круче никого нет, повылезли глаза из орбит и лопнула тонкая пленка, потекло бы желе с кровью прямо на полную грудь хаоситки. Меж тем, пока волосы душат – или пытаются, женщина перестает притискиваться к Гюнтеру и, в свою очередь, благодаря мягкому креслу, которое только так сминается тоже вносит свои пять копеек и в широкую амплитуду, и в темп.
Гюнтер: Волны захлестывают лицо и шею Гюнтера, волны свежей, чистой воды. Постойте? Почему волны мягкие? Пират открывает глаза, видя, как волосы начинают душить его, обволакивая шею. Черт, как не вовремя. Но, похоже, щупалки слишком расслаблены поглаживанием у корней, ведь головорез нашел к ним подход. Мужик подхватывает обеими руками несколько безвольно вжавшуюся в кресло художницу, прерывая на миг конвульсивное слияние, обхватив за талию, поднимает. Похоже их ждет смена позы, ибо Гюнтер слегка разворачивает оба тела и опускается в кресло спиной. Похоже, старпом отдает приказание юной матроске взбираться на мачту и посмотреть, близко ли земля.
Кимара: Пожалуй, земля была достаточно близка, по крайней мере, определенный энтузиазм на предложение оказаться главенствующей присутствует. Или это просто повод для Гюнтера – расслабиться и потешить свое самолюбие. Пока черноглазая художница с разметавшимися волосами упирается ладонью в плечо пирата, пока тело гибкое и ладное выгибается будто напоказ и вторая рука хаоситки впивается в белое полушарие груди, пока движения Ким похожи на бушующее море, художница сама будто на волнах, то мягко отходит, то яростно бьется о скалы тяжелыми волнами – что делать блондинчику: - Под бабой сдохнешь, сволочь. – Сложно не задохнуться, когда наращивать темп уже некуда, по крайней мере ей самой.
Гюнтер: Ну что тут скажешь , зрелище то еще. Пират был впечатлен, однако тут настал момент и ему поиграть руками, одна загребущая все еще удерживает ее за талию. А вот вторая пятерня тянется к груди, но не той, что женщина ласкает своей рукой, а к другой, хватая ее и сжимая кожу вместе с соском, что срывающийся вниз скалолаз, в последний момент успевший вырвать свою жизнь из объятий смерти, спасенный случайным выступом. Пират глубоко дышит, постепенно зверея от вида разнузданной красавицы, скачущей в каком-то своем тантрическом танце, от обжигающей боли ключицы и руке на его плече, которая прилипала к начинающей слегка загущаться крови.
Кимара: Не то она чуточку перебрала с темпом, не то совершенно хозяйский жест Гюнтера будто сбил ее с волны, которая обманчиво казалась покоренной прямо в соленую морскую глубину, где невозможно дышать, не разорвав легкие и все вокруг видится мутным. Именно эта сама глубина, захлестнула с головой художницу, заглушая теплой волной даже вопли хаоса в голове, и теперь не художница диктует движения, по крайней мере не ее сознание, разве что какой-то внутренний ритм заставляет ее продолжать, сжимается рука на плече пирата, под ногти забивается запекшаяся кровь и тело  женщины определенно не ей подвластно, белый флаг хаоситка выбросит позже, к чему эти нарочитые знаки, когда дрожь под руками Гюнтера вполне недвусмысленно говорит о том, кто в итоге выиграл.
Гюнтер: Дрожь проходит по палубе корабля, рассекающего океанские пустоты и Гюнтер перестает держаться за трос…Он приподнимается, обвивая руками медленно сбавляющее обороты тело, одну руку запуская под струящиеся локоны, но не хватая, нет. А позволяя им обвиться вокруг предплечья и пройти между пальцев. Сам же он одаривает тот самый спасительный выступ парой поцелуев, двигаясь к выступающим ключицам, то и дело покусывая бледную кожу. Весьма быстро он дойдет до шеи, и, если благосклонные к нему до селе волосы уже успели обвить его руку, то оттянет головы Кимары назад, бороздя языком изгиб шеи, если же нет, то он сам возьмется за волосы и сделает ровно тоже самое. И да, худющее тело пирата сокращается, желая продолжить накативший на хооситский бережок прибой. Если он, конечно, сам выдержит.
Кимара: Пожалуй, победитель может тешиться по полной, уронившая было на плечо Гюнтера голову Ким податливо следует за движениями, которые навязывает ей пират. Что матерому моряку оранжевое море хаоса – он преодолел и его, теперь художница вновь запрокидывает голову, закусывая губу, но все-таки не сдержав еще один вздох, не то разочарования (обиженное море тоже отступает, понимая, что сейчас скала ему не под силу), не то чего-то еще совсем глубокого и личного, чем, пожалуй, ей бы не хотелось делиться с любовником, но слишком уж он оказался хорош – ох уж эти Марвальские пираты и годы их практики. Ким бьется в руках пирата, прижимаясь к нему тесно, будто смолой обволакивает его запах терпкого женского тела, выгнутого силой его рук и судорогой.
Гюнтер: Холодное, привычное холодное глубокое море вдруг резко сменилось забористым горячим соджурским источником. Пират, застывший, будто кровопийца в акте поглощения пищи, уже подбирался было дернул этакую куклу за талию на себя, чтобы в который раз насладиться ртом, любящим отдавать смелые приказы. Но вот его берут за руки и за ноги и метают в горячий источник и пират выдает в лоно хаоситки много-много-много маленьких смелых матросиков. Пират раздается тысячей проклятий, отпуская ее волосы и заваливается на спину, увлекая черноволосую за собой. Ее счастье, кстати, что они не успели сменить позу на ту, которая была столь популярна в раннем средневековье. Ибо ее ждал бы смачный удар кулаком по лопатке, а так флибустьер просто превратился в желе, желающее бутылки вина, трубки и вполне себе продолжения.
Кимара: Да, а по лицу в свою очередь не хочет? Ким даже не думает за ним увлекаться, и вообще у художниц, видимо, свои представления о том, что и как должно быть дальше. Хаоситка выбирается из рук пирата, который вряд ли ее держит, наверняка полагая, что глупая женщина пойдет ему за вином или за той же трубкой. Глупая женщина, поджав губы и все еще не совсем выровняв дыхания пойдет наверх. Да-да, бросит блондинчика хозяйничать в гостиной – вино все в том же серванте, курить у нее можно, пусть развлекается. И никаких продолжений – минутный слабости не такие уж частные у Ким. В конце концов, Гюнтер – не прекрасная эльфийка, чтобы Ким, получив, чего хотела, сидела рядышком и перебирала его лохмы.

Отредактировано Вёльна (2012-02-16 22:24:41)

Подпись автора

Не могу простить моему прошлому, что оно у меня было.

Найди себе что-то свое, чтобы его отыметь.